У нас в России существует традиция

Мы сейчас сосредоточились на том, как нам «перевоспитывать» власть. Но в «перевоспитании» нуждается и художник, ученый, считавшие себя абсолютно независимыми от власти, но на самом деле привыкшие не только к невидимому давлению на них власти, о чем уже говорилось, но и к самим маскам власти.

Пример такой. У нас в России существует традиция, согласно которой высшая власть в государстве, да, впрочем, и власть на более низких уровнях, приписывает себе право суждения по

вопросам культуры, литературы, искусства, претендует на роль высшей духовной инстанции. И это является особым знаком этой власти, ее святости, божественности — как хотите. Скажем, Николай I был цензором Пушкина, и это была как бы большая честь для Пушкина, которую, кстати, и сам Пушкин признавал. Сейчас у нас присуждаются премии в области науки, техники, искусства, литературы, и это является государственным актом. А одна из самых престижных премий так и называется — Государственная.

Что государство берет на себя право суждения по вопросам науки или искусства, явно переходя за пределы своей компетенции, это еще можно понять. Но все дело в том, что и художники это признают, они тоже почитают за честь получить премию за подписью Председателя Совета Министров и видят в том свидетельство высокого качества своих произведений.

В эссе Л. Гинзбург, недавно опубликованном в «Советской культуре», есть блестящий пример: в 30-х годах, когда начали хором награждать литераторов, Пастернак вдруг затосковал, что ему не дают, ему тоже хотелось получить награду.

Сейчас чем мы себя утешаем? Мы утешаем себя тем, что дали Ленинскую премию Абуладзе, дали достойному, а раньше чаще давали недостойным. Но саму эту идею, что вопрос о литературной премии решает политико-административная инстанция, под сомнение не ставим.