Причастность к роковым событиям мира
Нам говорят об историческом измерении, которое само по себе предполагает незначительность отдельной жизни перед эпохальным результатом. Мы восхищаемся пирамидами, красотой Петербурга, мы слышим уважительные суждения об индустриальном скачке России — но кто всерьез скорбит о египетских рабах, о безымянных, как муравьи, крепостных, чуть не продолжил: о погибших в ГУЛАГе?
Недавно образованный критик процитировал в журнале эти стихи: «Счастлив, кто посетил сей мир». Нет, то-то и оно: разве тут о счастье речь? Какое тут счастье! Но сбой памяти не случаен: причастность к роковым событиям мира, войнам, революциям, катастрофам чем-то и впрямь одаряет человека.
Говорят, человечеству зачем-то нужны страстные и даже безумные порывы, не дающие народам затихнуть в мирной, но губительной спячке, а жизни затянуться обывательской ряской; нужны герои, воинственные вожди, исторические деятели, аккумулирующие и порождающие творческую энергию. Так, во всяком случае, было всегда: подобно пару, пока он не остыл, бурление иррациональных страстей двигало историю, где одни народы самоутверждались за счет других. Может быть. Но наше время приблизилось к таким масштабам катастроф и войн, что впору здесь, видимо, что-то переосмыслить.
Не помню, кого цитирует Камю: «Не приведи Бог родиться в великие времена». Да и насчет связи величия исторического и культурного надо еще разобраться. Бах, Гёте и Гофман творили не в Германской империи. А миниатюрные города-государства Италии — чем по сравнению с ними обогатили человеческий дух и культуру империи Чингисхана, Тамерлана, османов? Я не говорю сейчас о жертвенных порывах, которые нужны и неизбежны, когда грозит опасность стране, семье, детям. Можно пренебречь своей жизнью во имя будущего, во имя счастья других — или того, что тебе кажется счастьем. Но только лишь своей, и это другой разговор. Я не могу принять исторического пренебрежения к единственной человеческой жизни и человеческому веку как к первой и важнейшей мерке, исходному масштабу всех прочих отсчетов. Что для истории наши пятьдесят-шестьдесят лет!
От рождения до смерти мы перебивались кое-как в скудных жилищах, томились в очередях (если не мучились в лагерях) — зато государство имеет что предъявить миру в качестве исторических свершений. И дети в конце концов получили квартиры с ватерклозетами, не голодают; если оглядываться не на других, а лишь на то, как было,— вот вам и оправданный результат. А жизнь ушедшую, нечеловеческую, единственную, а жизни миллионов, которые не дождались и ватерклозетов, муки целых поколений, на чьих костях эти ватерклозеты устроились,— можно сократить на самих себя, как в допустимом уравнении. Чем, в сущности, и занимались певцы прогрессивного исторического творчества. Зарубежные даже увлеченнее доморощенных.
