Обсуждение документального фильма
В то время как мы ведем этот разговор, по Центральному телевидению должно идти обсуждение документального фильма «Театр времен перестройки и гласности», содержание которого непосредственно касается нашей темы «художник и власть». Сотрудницу «Белорусской энциклопедии» увольняют с работы «за оголтелую попытку» объявить Марка Шагала, уроженца Витебска, всемирно известным художником-гуманистом. За ее нежелание отказаться от этих взглядов. Тем самым она «навязывает нам политические оценки» — утверждает один из ее руководителей и не без сожаления добавляет, что если бы она поработала в издательстве еще годик, то из нее получился бы неплохой редактор. То есть тогда бы она усвоила, кого считать выдающимся, а кого нет.
Тоталитарная власть не только не терпит иного голоса, кроме собственного, но и иного зрения, и иного слуха. Мы как бы передоверяем ей эти функции или, как сегодня принято выражаться, делегируем полномочия. С тем, как именно это происходит, нас и знакомит А. Рудерман в своем фильме. Неудивительно, что в результате такой многолетней политики мы вообще разучиваемся и видеть, и слышать, и говорить. Речь идет об общественном голосе, общественном слухе и общественном зрении. В лучшем случае тут можно упомянуть об общественном — и притом крепостном — сознании, которое оперирует готовыми газетными блоками.
Тоталитарная власть всегда говорит от имени народа, хотя на самом деле выступает исключительно от себя, в то время как художник говорит от себя (и даже настаивает на этом), но в действительности он-то и есть глаза и уши народа. Художественное сознание представляет мир во всем многообразии его истины, тогда как власть — во всей унификации лжи. Первая картина мира способствует развитию личностей, вторая — торжеству усредненности.
В картине Рудермана есть эпизод, где некая невидимая рука, появляющаяся из-за кадра, изымает из скульптурного триптиха фигуру, Шагала. Это даже не назовешь метафорой, ибо все события, происходящие в фильме, словно подчиняются указаниям все той же зловещей и анонимной руки. Народный заседатель рассказывает, что судье позвонили откуда следует, чтобы заставить вынести неправедный приговор. Он рассказывает об этом без всякого осуждения: «Ну, а что ему делать? У него ведь дети. Жить надо». Но стоило названию фильма появиться в телепрограмме, как и сам заседатель прислал на ЦТ телеграмму, утверждая, что все, что он говорил,— он не говорил! Та же невидимая рука наложила табу на саму картину, попытавшись отлучить ее от киноэкрана и даже не дать закончить. Вы знаете, что незавершенный фильм вывезли из Минска в нелегальной видеокопии, чтобы показать на фестивале неигрового кино в Свердловске, где он получил сразу два приза.
