Мы решили вырезать некоторые куски, сократив фильм
Чухрай очень внимательно слушал Паттнема, когда тот говорил по-английски, хотя не понимал ни слова, а затем также внимательно выслушал перевод. «Давай будем откровенны,— сказал он.— Представь себе, что в древнем мире талантливому поэту дали задание написать «Илиаду». Ничего бы не получилось. Вышла бы пародия. Когда работали Уайлер и Росселлини, существовали определенные условия, которые позволили создать те фильмы, которые они сделали. В 60-е годы на сцену вышел Антониони, чьи картины я терпеть не могу, но которые абсолютно точно выразили свое время».
«Я хочу рассказать тебе о «Полях смерти»,— сказал Паттнем.— Первый вариант шел три часа. Он был великолепным. Он передавал всю сложность ситуации, когда в Камбодже появились вьетнамцы, изменения, которые произошли накануне. Когда мы показали этот трехчасовой вариант в зале на триста зрителей, фильм показался им перенасыщенным информацией. За час до конца сеанса из зала ушло сто восемьдесят человек. Мы с режиссером оказались перед выбором: либо оставить фильм таким прекрасным, каким он был,— но тогда бы его никто не стал смотреть, либо сделать некоторые купюры. Решение наше далось нам мучительно, но мы решили вырезать некоторые куски, сократив фильм сначала с 3 часов до 2 часов 45 минут, затем до 2 часов 30 минут, и в конце концов, когда фильм вышел на экраны, он шел, кажется, 2 часа 19 минут. Только тогда мы убедились, что публика в состоянии воспринимать фильм».
«У нас не существует предварительных показов на публике,— сказал Чухрай.— Часто, когда я вижу свой фильм на экране, я понимаю, что мне надо было сделать сокращения, но это случается уже слишком поздно. Я думаю, такие предварительные показы принесли бы пользу российским картинам». «Поверьте, вы испытываете чувство удовлетворения после того, как вы прошли эту ужасную процедуру предварительного показа,— сказал Паттнем.— В течение девяти месяцев я колесил по Японии, Европе,
Австралии и смотрел «Поля смерти» в битком забитых залах. Я доволен составом аудитории. Например, в Японии в кинотеатре было много молодежи, которая никогда бы не досидела до конца фильма, если бы он шел три часа».
«Возможно, это чисто русский аристократический образ мыслей,— ответил сидевший за столом друг Чухрая драматург Григорий Гозин4,— но у русского искусства в крови пренебрежительное отношение к деньгам. Пастернак писал: «Быть знаменитым некрасиво». Желание доставить удовольствие вполне естественно, но художник должен быть немного аристократом». «А мне кажется, вы зря вините себя в аристократическом образе мыслей,— сказал Паттнем.— Возможно, это просто реакция на пролетарское искусство, которое вам навязывали пятьдесят лет. В обществе, где искусство находится под давлением, когда говорится, что оно должно служить народу, совершенно естественно для художника защищать свои художественные принципы».