Спустя еще дней десять
Через десять дней вызова не последовало. В канцелярии президента АН очень удивились и обещали доложить М. В. Келдышу. На всякий случай я решил проявить инициативу и пошел на прием к директору Института медицинской радиологии Г. А. Зедгенидзе. Но он категорически отрицал всякую возможность восстановления в институте. Спустя еще дней десять в управлении кадров мне сказали, что вопрос о «трудоустройстве» решен и в ближайшие дни мне будет сделано предложение. На этот раз Цыпкин говорил правду. В начале августа ко мне прямо домой без предварительного звонка пришли с визитом представители Института биохимии и физиологии сельскохозяйственных животных, расположенного в г. Боровске Калужской области, и предложили работу в этом институте. Я немедленно согласился и спустя два дня приехал в Боровск для беседы с директором. Приняли меня очень приветливо. Они якобы давно ждали, что я уволюсь в Обнинске, чтобы пригласить меня к себе в институт. Директор сказал, что через два-три дня он мне позвонит. Звонка не последовало. Прождав больше недели, я стал выяснять в Боровске о причинах задержки. Оказалось, что вопрос о моем назначении в боровский институт встретил какую-то оппозицию в аппарате Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук (ВАСХНИЛ), в подчинении которой этот институт находится.
Я пытался обратиться с просьбой о трудоустройстве снова в Академию медицинских наук и к министру здравоохранения, но получил отказ; в обеих приемных мне снова напомнили, что этим делом должен будто бы заниматься президент Академии наук. Круг замкнулся. Но еще до того как возникли затруднения с переездом в Боровск, произошло небольшое событие, которое и послужило стартом для этого репортажа. В конце июля мне позвонила медсестра из обнинского психиатрического диспансера. Спокойно и обыденно, как о чем-то само собой разумеющемся, она попросила меня прийти в диспансер для периодического переосвидетельствования. Я подумал, что опять интересуются сыном, перепутали имена, и стал спрашивать, кого она имеет в виду и на каком основании сделано это приглашение. Но ошибки не было.
Вы ведь лечились в калужской больнице,— сказала сестра,— теперь нам прислали оттуда карточку постоянного диспансерного учета. По правилам мы должны периодически вносить в нее данные о состоянии больного. Я, конечно, послал их с этой карточкой к черту и просил прекратить психиатрический шантаж. Но жена немедленно отправилась к врачу. В обнинском диспансере после настойчивых требований жену все же познакомили с карточкой психиатрического учета. Она была подписана Бондаревой и содержала ссылку на комиссию психиатров (указывались имена и должности Морозовых, Наджарова и Лифши-ца), формулировала диагноз заболевания следующим образом: «вяло текущая шизофрения с паранойяльным реформаторским бредом». Указывались в карточке и основные симптомы заболевания: «раздвоение личности; ухудшение в последние годы качественных показателей научной продукции и повышенная скрупулезность в публицистических работах, отсутствие чувства реальной обстановки, плохая адаптация к социальной среде». Рекомендации больницы состояли в следующем: «амбулаторное лечение и трудоустройство».
