Соотношение художника и политической власти

Мы во взаимной дискуссии сейчас уйдем от темы заседания, но я мог бы привести примеры, естественно, не только на уровне бактерий или отдельных клеток, а на уровне поведения коллективных животных, где увеличивается число параметров. И таким образом постепенно подойти к социальным системам из людей, в которых, правда, я смыслю не очень много. Думаю, что в таком же положении находится большинство наших социологов и психологов. Слишком сложные и нелинейные процессы идут в человеческом обществе. Для того чтобы рассуждать о чем-то профессионально, нужно иметь большой фактический материал и опыт его обобщения. Но внутренне, на эмоциональном уровне я думаю, что здесь переход качественный только за счет большего числа параметров. А принцип развития в своей основе похожий. Попробуем все-таки вернуться к социальным моделям. Я согласен с Караханом, что соотношение художника и политической власти образует вечно неразделимое соединение общности и противостояния. Осознание неизбежности, даже необходимости именно такого типа отношений в социальной связке «художник — власть» рождает, как мне кажется, и потребность в третьем элементе, третьей фигуре, которую следует расположить где-то посередине, на месте тире. Глубокая противоречивость взаимоотношений художника и власти приводит к тому, что это противоречие лучше всего разрешается, когда в обществе имеются достаточно развитые и достаточно независимые (это корень дела!) группы, так сказать, объяснителей, людей, способных прояснить и художнику, и власти сложность их единства — противостояния. Ведь власть (если это, конечно, «хорошая», народная власть) заботится о благе общества, руководствуясь прежде всего интересами народов, классов, миллионных масс.

Так тому и следует быть. Художнику же, создающему красоту, должно видеть в первую очередь человека во всей его отдельной неповторимости и отдельной правде. Иначе художник приходит к воспеванию зла. Тут одна из самых капитальных причин вновь и вновь возникающего взаимного непонимания между политическими институтами и искусством. Обществоведение может (увы, это не всегда получается) уменьшать такую опасность. Разумеется, не дай бог, чтобы обществоведы давали художнику указания, псевдонаучные разъяснения. Не об этом речь. Обществоведение (конечно, умное и честное обществоведение) способно помочь художнику, тренируя его интуицию, развивая его художническое ощущение социальной действительности, проясняя ему некоторые стороны того, что в окружающем мире происходит. Не менее важны обе функции «объяснителя» и в отношении власти. Именно потому, что власти приходится руководствоваться интересами большинства, ей не всегда понятно стремление художника в любом случае увидеть красоту и правду отдельного человека, защитить его. Обществоведение, если оно независимо и честно, а не стремится быть подручным помощником политических деятелей («автоматчиками партии», как говорил один из наших лидеров о журналистах), способно облегчить власти осознание полезности, важности особого взгляда художника. Оно помогает росту политической культуры в обществе, «окультуривает» власть.