Неизвестно от чего отталкиваться
Я не думаю, что картины, которые я снял в США, можно было бы сделать здесь. Но сейчас ситуация иная. Сейчас Россия — единственная страна, в которой, я бы сказал, существует свобода творчества. Сколько это будет длиться — неизвестно. У свободы всегда два главных врага — рынок и цензура. Сейчас у нас ни тот, ни другая на кино не влияют.
Рынок уже начинает сказываться. Все равно не в той мере, чтобы это стало ощутимым. Тогда воспользуйтесь моментом и побыстрее запускайтесь на «Мосфильме». Абсолютной свободы творчества я никогда не искал. Но если сейчас снимать здесь, то я выбрал бы вещи вроде «Голубой чашки» Гайдара. Вы давно про нее думали. Что, пришло время? Нет, сначала надо сделать «Рахманинова», «Киномеханика», а «Голубая чашка» — потом. Поразительная может получиться картина. Еще бы с удовольствием снял «Черного монаха». А картину Дыховичного вы видели? Мне кажется, она прошла мимо рассказа. Она о другом. Там очень много поисков киноязыка, а язык, думаю, надо искать тогда, когда есть что сказать. О чем замысел «Киномеханика»? Об этом фильме не хочу говорить, хочу его снять. Предпочел бы, чтобы о фильме никто не знал до тех пор, пока он не будет готов. Даже сценарий никому не хочу давать читать, кроме самых близких людей. Сейчас готов его первый вариант, так же, впрочем, как и «Рахманинова».
От чего зависит, какую из этих картин вы будете делать раньше? От продюсеров, которых я сейчас собираюсь поменять, ц от степени собственной готовности. Сценарии должны быть чрезвычайно тщательно выверены, это большие произведения на очень серьезные темы — здесь не может быть импровизации.
Одна из картин связана с реальной исторической судьбой, и, значит, рассказ о ней должен быть достоин имени Рахманинова. Тем более что живы люди, которые его знали. Вторая же картина связана с трагическим периодом, к которому сейчас обратятся буквально все. Это тоже ко многому обязывает.
Сейчас наше кино со скрипом движется в сторону рынка. У многих это вызывает чувство отчаяния, ощущение конца света. Как подсказывает ваш опыт, насколько губительной для искусства может оказаться ситуация рынка?
Для кинематографистов, привыкших к гарантированному существованию, к другой форме сопротивления обстоятельств, это все равно что вдруг оказаться в безвоздушном пространстве. Неизвестно от чего отталкиваться. Прежде знали, что есть Госкино, что с ним надо бороться и вопреки ему протаскивать какие-то свои идеи, заранее рассчитывая, где и что у тебя будут резать. А сейчас вроде все можно. Снимай что хочешь. И тут оказывается, что дело не в передовой идее, которую надо суметь протащить, а в искусстве. Но как нам все-таки повезло, что рынок у нас такой гигантский! А что делать полякам? Или венграм? Без выхода на мировой рынок им не просуществовать. Возьмите Югославию. Там свобода давно, а большого кино все равно нет. Наше, хоть и развивалось в условиях более тяжких, уровнем повыше. У него более напряженная, более духовная структура.
