Единственно, что изменялось, так это тактика
Мне кажется, что художник сегодня явно преувеличивает всесилие власти и ее отрицательное воздействие на творчество. И это можно понять, если вспомнить, в каком положении находилась отечественная культура с конца 20-х годов и до самого последнего времени. Действительно, «властные» отношения в нашем обществе развивались только в одном направлении, которое можно обозначить понятием «прямая репрессия». Единственно, что изменялось, так это тактика и стратегия применения разнообразных форм такой репрессии. Нет ничего удивительного, что современному художнику (да и не только ему) так трудно избавиться от невротического отношения к власти; он, если так можно выразиться, болен властью. Кошмар лабиринтов власти преследует его, обесценивая творческий порыв, и все персонифицированные образы власти от министерского чиновника до партаппаратчика и коррумпированного коллеги по цеху заслоняют собой социальный горизонт. От них исходит угроза прямой репрессии, ибо вина художника перед властью оказывается не в том, что он совершает противоправные действия, а в том, что он художник.
Но когда художник говорит себе: «Или я или она!» — то, на мой взгляд, он признает существование лишь одной формы власти, той, что видима, и на свету которой он находится, той власти, которая указывает на себя: «Да, я есть власть, и кроме меня нет никакой другой!»
В драматическом диалоге с властью художник оценивает себя потенциально свободным, полностью отчужденным от зла власти: «Я — здесь, а она — там, и поэтому, чтобы противостоять власти, я не должен быть там, где она». Вполне оправданное взаимное недоверие. А может ли быть иначе, если в обществе постоянно циркулирует лишь одно представление о власти; и те, кто ее осуществляет, и те, кто от нее страдает, едины в одном: власть неделима и абсолютна, в противном случае это не власть.
В нашем обществе незащищенность художника перед лицом власти стала великим мифом. Но самое интересное, что этот миф и есть реальность, в которой мы существуем. Между художником как творческой личностью и властью как системой запретов нам и сегодня не отыскать промежуточного социального пространства (то, что называют гражданским обществом), которое ограничивало бы действие властных структур до того демократически разумного предела, где власть может осуществляться исключительно в рамках законности и легальности.