Что же мне делать, как действовать
Господи, какой тяжелый и неприятный сегодня у меня день. Хоть бы мне как-то умереть, чтобы хоть так найти покой. Горский8 рассказывал мне о своей беседе с Большаковым. А в связи с этим возникла снова Украина, Хрущев, Марк Донской — вся ненависть и враждебность, что выпали на мою несчастливую судьбу. Вспомнил всю травлю за долгие годы на своей и не на своей земле, всю дурость и зло, и представил себе, что ждет меня там сейчас. И мне не хочется ехать на Украину. Мне не будет там жизни. Что же мне делать, как действовать, как жить? Товарищ мой Сталин, если б Вы были даже богом, я и тогда не поверил бы Вам, что я националист, которого надо марать (плямувати) и держать в черном теле. Когда нет ненависти принципиальной, и неуважения нет, и недоброжелательности ни к достоинству, ни к быту, неужели любовь к своему народу есть национализм? Национализм ли в непотакании глупостям чиновных людей, холодных деляг, или в неумении художника удержать слезы, когда народу больно? Зачем превратили Вы мою жизнь в муку? Для чего отняли у меня радость? Растоптали сапогом мое имя? Однако я прощаю Вас. Ибо я — частица народа. Я все-таки больше Вас. Бывая весьма малым, прощаю Вам малость Вашу и зло, ибо и Вы несовершенны, как бы ни молились Вам люди. Бог есть. Но имя ему — случай.
Счастливой ему доли. Сегодня звали меня в Союз писателей на митинг по случаю награждения Сталина Орденом Победы и новым наивысшим титулом генералиссимуса. Не пошел, потому что очень болело сердце и кружилась голова. Лежал. А мысленно пожелал ему самого большого счастья и долгих лет в новом наивысшем звании. Я, правда, не люблю военного звания. И само имя Сталина многократно крупнее, и славнее, и выше любого звания или звезды или медали. Надо думать, что так захотелось маршалам и генералам, чтобы великий вождь наш, проявивший в мировую войну больше всех ума, таланта, хитростей и умения, пролив неимоверное количество крови, уничтожив дурноголовых немцев с их Гитлером неполноценным, маляром, сбил с толку весь мир, перепугал его, пад-люку, не давал ему покоя, чтобы он имел особенный, самый пышный титул, которому завидовали бы и перед которым трепетали самые большие царедворцы и генералы всего мира целые столетия.
