Нам говорят об историческом измерении, которое само по себе предполагает незначительность отдельной жизни перед эпохальным результатом. Мы восхищаемся пирамидами, красотой Петербурга, мы слышим уважительные суждения об индустриальном скачке России — но кто всерьез скорбит о египетских рабах, о безымянных, как муравьи, крепостных, чуть не продолжил: о погибших в ГУЛАГе?
Что-то теперь невозвратно исчезает из живой жизни и скоро останется лишь в виде экспонатов, реликтов, реликвий. Зато к концу века наметились контуры цивилизации совсем новой. Среди ее возможных примет одна по понятным причинам особенно меня занимает: не обойдется ли она без книг? Тогда и эти вот строки окажутся обращенными в пустоту — нам не будет […]
Я говорю об этом только лишь потому, что, мне кажется, в нашей критике установился неверный, иногда даже оскорбительный тон критических суждений. Я тут прочитал в одной рецензии на свою картину, подписанную вполне милой критической дамой, примерно такое, много хорошего, есть и ошибки, но финал уж и совершенно меня не удовлетворяет. «Она сошла с ума,— подумал […]
А необходимость взаимности назрела. И если бы вместо абстрактно-гуманистического «творческого» пленума мы собрались бы по конкретному вопросу о кинематографической критике, нам, мне кажется, было бы о чем поговорить. Что в нашей критике на сегодня тревожит особенно сильно? Ну, прежде всего ее оценочность и нормативность. Откуда они? От иллюзии обладания истиной? От психологии «вечного социалистического соревнования»?
Возможно, в человеческой истории случаются периоды черно-белые. Вот, скажем, Ренессанс пришел на смену средневековью, и получилось, что Леонардо как бы прогрессивнее Кранаха. Тоже, конечно, идиотство полное, но хоть как-то объяснимое. Нынче, в цветной период нашей истории, лично мне дороже всего непонимание, из которого, я надеюсь, родится какое-то новое серьезное понимание. А это — процесс длительный […]
Такие бессодержательные «признаки», как изображение жизни в ее революционном развитии, внимание к массам, положительный и активный герой в центре и прочее, выдают не «метод», а систему конъюнктурных требований со стороны командно-административной системы. А между тем отступников от этого туманного и загадочного «метода» публично мазали дегтем и отлучали от советского искусства. Это было с Эйзенштейном и […]
Сегодня проблема бедности фигурирует в программах новых депутатов. Она выхлестывается на митинги. По Центральному телевидению молодая женщина спрашивала всех отечественных людей, как ей жить, когда за четвертого ребенка платят четыре пятьдесят, а за шестого — шесть рублей двадцать копеек.
Бодров, сценарист и постановщик, рассказал нам в фильме «СЭР» о десятилетнем пареньке, который снова и снова, в третий, в четвертый, в пятый раз бежит из колонии для несовершеннолетних. Из конца в конец страны лежит путь его, путь к отцу, а когда он до него все-таки добирается, мы открываем, что батя — тоже заключенный, да к […]
Зато у нас есть теперь «ЧП районного масштаба». Знатоки считают, что рекорд побит. Но — уверен — объявится еще группа отчаянных смельчаков. Ибо велика неиспользованная потенция нашего кино. А. Кончаловский в свое время удивил Голливуд постельными сценами в «Любовниках Марии». Думаю, что любой советский режиссер здесь готов дать большую фору заокеанскому чинуше. Могут ли не […]
Мы сделались иждивенцами свободы. Спекулянтами от ее имени. Из того, что стало «можно», мы берем не то, что тебе и мне и ему давно уже позарез «нужно», а то, что обещает наибольший коммерческий или престижный, сенсационный успех.
